ИТ-инвестор Валерий Остринский несколько лет назад стал участником первого пробного тура в КНДР из Беларуси. Он рассказал devby.io, как проходило путешествие, и сравнил ситуацию в Северной Корее и в нашей стране.
В КНДР до сих пор нет общедоступного для обычных граждан интернета, собственный домен верхнего уровня, KP, появился только в 2007 году (тогда как, например, у Беларуси — в 1994). На всю Северную Корею с населением около 26 млн человек в 2025 году приходится диапазон из 1536 IP-адресов (для сравнения, в соседней 52-миллионной Южной Корее их почти 116 млн, а в 9-миллионной Беларуси — 1,88 млн).
При всем при этом КНДР довольно часто выступает в роли ньюсмейкера в сфере ИТ. Регулярно напоминают о себе умелые северокорейские хакеры. Программисты из северной половины «Страны утренней свежести» обманным путем устраиваются на удаленную работу в американские компании. А смартфоны из Северной Кореи удивляют пользователей остального мира экстраординарными функциями вроде автозамены слов на идеологически правильные и слежки за владельцем с помощью скриншотов каждые пять минут.
Валерий поделился «техническими» впечатлениями от необычной страны (с поправкой на 10-летнюю давность, но в КНДР едва ли произошли существенные перемены).
Пересечение границы: «Покрутили, покрутили, но через полчаса отдали»
— В тур из Беларуси попали 15 человек. Не всех желающих корейцы впустили, журналистам не дали разрешения на въезд (туристическая виза в КНДР не выдается иностранным журналистам: они могут въехать в страну только по приглашению властей — Прим.).
Всего же туристическая компания тогда набрала около 50 человек, два автобуса. Были люди из разных стран — из США, Австралии, Франции. Мы полетели сначала в Китай, и оттуда уже был рейс в Северную Корею.
Что касается технологий — нужно, конечно, учитывать, что это был 2016 год, и за девять лет что-то могло измениться. Зная об особом отношении властей КНДР к гаджетам, для поездки туда я взял с собой брутальный кнопочный телефон. Модель, которой обычно пользовались какие-нибудь рыбаки или строители.
По прилете был таможенный досмотр. Всю технику очень тщательно проверяли. И вот этот телефон привлек больше всего внимания. Они его крутили, спрашивали, нет ли в нём GPS-трекера, волновались, как бы он не определял местоположение их стратегических объектов. Покрутили-покрутили, но через полчаса отдали.
Был у меня и смартфон, на который я снимал фотографии. Его не забрали, особого внимания не привлек. А вот у моего коллеги на северокорейской таможне забрали большой объектив для фотоаппарата. Не знаю, вернули ли назад. Но в целом к профессиональной фототехнике они очень внимательно относились.
Доступной для наших устройств мобильной связи или какой-то возможности выйти в интернет в Северной Корее во время нашей поездки не было.
Очень плотная опека
Одних нас в город не выпускали. Мы жили в большом 13-этажном отеле [«Хянсан» у горы Мёхянсан к северу от столицы КНДР Пхеньяна]. На последнем этаже был ресторан с поворотной платформой. Внешне выглядело все нормально, и дьюти-фри там был.
Однажды мы сказали, что хотим самостоятельно выйти в город. Подали это под таким соусом: мы спортсмены, нам нужно по плану каждое утро совершать пробежки. Гиды не ответили отказом на эту просьбу, но сказали, что им нужно посоветоваться со «старшим братом».
Отмечу, что у нас был очень плотный график: позавтракали — и сразу экскурсии, один памятник, второй, музей, и только вечером возвращаемся в отель. Обычно выезжали около девяти часов утра.
Но после этой нашей просьбы о самостоятельной утренней вылазке наши выезды просто стали начинаться на час раньше. Чтобы у нас не было уже ни времени, ни желания на какую-то пробежку. Формально нам не отказали — но фактически не разрешили без присмотра выходить в город.
Во время визита к позолоченным памятникам «великим вождям» нам сказали возлагать к ним цветы. Цветы туристам продавали поблизости, по пять долларов. И проводили инструктаж: нужно себя вести достойно, никаких гримас не корчить, так как это может оскорбить наш народ, который этих вождей любит, уважает, и вообще [для народа] это главная ценность в жизни.
Один из беларусов в нашей группе много фотографировал. Людей, полицейских, женщин-регулировщиц. Обычно он снимал во время посадки-высадки из автобуса. Отойдет метров на десять от двери, и фотографирует. Такое его поведение сочли подозрительным: во время одной из остановок ко мне подошла гид и спросила: «А кто это такой? Может, это журналист?» Я ответил, что это просто человек, который любит фотографию. Судя по всему, с ним тоже разговаривали. И проверяли, что он там сфотографировал.
Но каких-то централизованных инструктажей на тему того, что можно, а что нельзя фотографировать, я не помню. Думаю, нас просто не водили по каким-то местам, в которых нам что-то нельзя было фотографировать.
Помимо прочих мест, побывали мы и на границе с Южной Кореей.
Интересно, что на северокорейских блокпостах висели кондиционеры «Самсунг» с логотипами южнокорейского производителя. Гиды объясняли это проявление капитализма так: южные и северные корейцы — это один народ. Но южане заблудшие, под американским влиянием. И когда-нибудь мы с ними будем вместе.
Доллары и кока-кола
Местную валюту мы даже не видели, нам ее не показали, не дали поменять. Выглядело так, будто это какая-то государственная тайна.
Единственное — свозили в какую-то «Березку» (так в СССР называли магазины, в которых можно было совершать покупки за иностранную валюту — Прим.), куда обычно возят туристов. И там можно было приобрести какие-то юбилейные северокорейские монеты. Это были все северокорейские деньги, которые мы видели. «Менял», как это было с иностранцами при «совке», к нам не подпускали.
Соответственно, рассчитывались мы только долларами. Обычно это выглядело так: едем на автобусе по трассе к какой-то туристической локации — и на трассе стоит ларек, или просто девочка с холодильником. Автобус останавливается — и у девочки можно купить кока-колу, тоже по пять долларов за баночку.
Общаясь с нами, гиды рассказывали, что все у них в стране хорошо, никто в тюрьмах не сидит. Максимум — могут отправить какого-нибудь нарушителя в оздоровительный санаторий (по оценке ООН, в КНДР существует целая система из концентрационных лагерей для десятков тысяч политических заключенных — Прим.).
Образования, гаджеты и доступ в интернет для местных
В отеле было телевидение с двумя каналами. Один — с постоянными партийными заседаниями. Второй канал рассказывал о достижениях северокорейской науки, промышленности и так далее. Как раз тогда они ракету баллистическую запустили. И помню, что еще с гордостью какие-то компьютеры показывали, похожие на старые советские, с большими мониторами.
Гидами у нас были две девушки. Они рассказывали, что получили высшее образование в университете. У студентов-выпускников в КНДР, по их словам, вообще нет свободного распределения: все, кто где-то отучился, идут работать туда, куда скажут, куда партия отправит. Им было вообще непонятно, как это кому-то может захотеться идти работать в другое место. Выучили тебя на компьютерщика — ну и идешь работать туда, куда скажут.
Хорошо запомнилось, что у наших северокорейских гидов смартфоны были (судя по публикациям в СМИ и свидетельствам очевидцев, как минимум часть таких гидов — сотрудники северокорейских спецслужб — Прим.). При этом я не помню, были ли тогда телефоны или смартфоны у кого-то из обычных северных корейцев. Когда мы спрашивали у гидов, есть ли у них доступ в интернет — они объясняли, что есть местный, локальный аналог (локальная сеть — интранет «Кванмён», «Сеть света» или «Сеть просвещения» — Прим). Там северокорейским пользователям доступны местные сайты.
Гиды что-то там в своих смартфонах тюкали, что-то нам показывали. Но не скрывали, что общего доступа в глобальную паутину у них в стране нет. И объясняли это тем, что у них нет такой потребности. Сложно судить, притворялись они при этом или искренне так считали.
По их словам, если у гражданина КНДР появлялась какая-то веская причина выйти в интернет (например, при написании научной работы), нужно пойти в национальную библиотеку. Там следует написать заявление, что и где тебе нужно поискать. И тогда тебя допускают к компьютеру с доступом во всемирную сеть.
«Цифровая диктатура — это не дешево»
— Валерий, кажутся ли вам справедливыми сравнения вроде «Беларусь — это европейская Северная Корея?» Может быть, вы ловили какие-то флэшбеки во время путешествия в 2016 году? Или наоборот, может быть, у вас проявились какие-то северокорейские дежавю в Беларуси после событий 2020 года?
— Когда я ехал в Северную Корею, моя мотивация была такой: увидеть ее, пока она так сильно отличается от большинства стран. Тогда казалось, что эта коммунистическая «утопия» должна быстро исчезнуть. Ехали туда, как в какой-то «заповедник», доживающий последние годы. А увидели, что такая система может держаться довольно долго, если под боком есть большая страна, которая поддерживает идеологию экономически, а в самом «заповеднике» хорошо работает система охраны. Возможно, благодаря этому у меня не было чересчур оптимистических ожиданий в 2020 году. И не произошло сильного разочарования.
— На ваш взгляд, те зачатки «цифровизации» КНДР, которые вы увидели в 2016 году, могли помочь местным властям превратить страну в полноценную «цифровую диктатуру»? Если это так, может ли что-то подобное произойти в Беларуси?
— «Цифровая диктатура» — это не дешево. Думаю, властям Северной Кореи проще идти своим путем, копируя некоторый опыт у Китая.
— Как вы считаете, возможен ли сценарий трансформации беларусского ПВТ по образцу КНДР? С возникновением тех северокорейских явлений, о которых регулярно пишут в мировых СМИ: каких-то провластных хакерских группировок, какого-то сверхдешевого аутсорса, «сливки» с которого будет снимать государаство? Или это невозможно, и ПВТ в любом случае останется чем-то другим?
— В то, что Беларусь сможет повторить «успехи» КНДР на этом направлении, я не верю. Другой культурный код и другие обстоятельства.
— До 2024 года отношение к КНДР в мире было достаточно легкомысленным. Над этой страной, скорее, посмеивались, чем воспринимали как реальную угрозу. Да и вы рассказываете, что перед поездкой в 2016 году предполагали, что северокорейский режим доживает последние годы. Но сейчас, в контексте северокорейской военной помощи РФ в войне против Украины, стало уже как-то не смешно. Можно ли северокорейскую антиутопию считать неким уроком для человечества? И готовы ли люди сделать выводы из такого урока?
— Человечество время от времени штормит таким образом, что мы оказываемся по разные стороны от здравого смысла. И не похоже, что такие уроки все воспринимают одинаково. Поэтому будем и дальше шататься в разных политических системах.
Читайте также на devby.io:
В руководство ПВТ вошел экс-топ Нацбанка
«Через 100 мэтчей не вспомнишь первого красавчика». Тем, кто откликается сразу, оффер не светит?
«Здесь не увольняют». Беларуска рассказывает, как устроена ее работа в огромной корпорации